
Мои ровесники — по крайней мере, те, с кем мне доводилось соприкасаться — классику читали очень рано, зачастую в том возрасте, когда совершенно не могли соотнести прочитанное с собственным опытом. У меня лично нечто подобное произошло с Прустом. Я читала его эпопею в подростковом возрасте: моего французского хватало для понимания смысла, но множество аллюзий от меня ускользнуло. Впрочем, одна моя красавица-подруга, запоем читавшая на пляже «Курс дифференциального и интегрального исчисления» Фихтенгольца, умудрилась целиком одолеть Пруста на иврите.
В раннем чтении великих романов есть своя безусловная прелесть: проникаешься настроением, начинаешь чувствовать текст, набираешься цитат, чтобы сойти за своего у взрослых и продвинутых ровесников. С другой стороны, прочитав в юности классический роман, мы далеко не всегда к нему возвращаемся в более зрелом возрасте, когда наше прочтение могло бы быть совсем иным, и, вероятно, в большей степени совпадало бы с авторским.


А вот киношники видят отношения Лары и Живаго вполне определенно
Критик и переводчик
В частности:
«Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого».

Элен Курагина и Наташа Ростова
Так что за романчик лежал у Татьяны Лариной под подушкой? И что на самом деле происходило между Живаго и Ларой? И на что намекал Федор Михайлович (в любом из своих романов)?
Классика не так уж целомудренна, как кажется на первый взгляд. Но, чтобы это понять, нужно знать шифр. Виновник шифра, по совместительству автор первой романтической любовной сцены в русской литературе, — Карамзин («Бедная Лиза»). Это от него пошли многоточия, междометия, вспышки, «ахи» и «охи», которыми писатели традиционно заменяют любовные сцены. И вроде бы вопрос решен: школьники понимают чуть меньше, чем задумывал автор. Но взрослым хочется ясности.
И предлагает в комментариях «лишить девственности русский язык».
Думаете, учителям проще? Не каждому взрослому объяснишь всю сложность интимных отношений, которые так любит русская литература. А что говорить о классе, полном юных умов, входящих в истерику от «тычинки и пестика»?
Ввязался тут в очередной бессмысленный, но затягивающий спор о преподавании литературы в школе. Конкретно — про «Преступление и наказание». Можно давать «такое» школьникам, или нельзя, или если да, то в каком классе — в 8 или 11-м, а подходит ли вообще Достоевский для школы, или он слишком мрачный, или слишком сложный, или графоман, или нет, Толстой графоман, или... в общем, понеслась.
И тут вдруг подумалось, что практически любое высказанное мнение, если его вытащить из дискуссии и сделать всеобщим законом для всех школ страны — будет неправильным.
а как правильно?
Недоумевала
редакция кириллического сегмента LiveJournal