faddeeva посетила благотворительный проект "Детские деревни SOS". Их придумали в Австрии в 1949 году для решения проблемы послевоенного сиротства, а сейчас начали успешно внедрять в России.
Оригинал материала тут
Что-то такое творится с миром. Я пока не поняла, к чему это, и что мне с этим делать. Но вот на днях ощутила себя натуральным социальным меньшинством: сижу у друзей, пьем чай, и я понимаю, что только у меня тут нет приемных детей. И в визжащей куче-мале на полу Соня родная одна, как сирота. :) И ничего, все накормлены, одеты, образованы, в меру задраны текучкой и несомненно счастливы.
Это жизнь меня готовила к новым впечатлениям. И они не замедлили. Есть такой персонаж – Дмитрий Даушев, гуглится вполне. Лет 8 назад он – не лично, правда, а силами волонтеров – успешно вовлек нас в WWF. А в пятницу – на этот раз лично, за рулем – отвез показать, что он делает сейчас. Это называется "Детские деревни SOS", их придумали в Австрии в 1949 году для решения проблемы послевоенного сиротства.
И так хорошо пошло, что Австрия до сих пор эту тему продвигает. У нас их 12, кажется. Эта, где мы были - в Томилино. Дюжина домов, типа тех, в которые сейчас переезжают те, кто выбирают жизнь за городом вместо квартиры. То есть, каменный двухэтажный дом. Четыре спальни наверху, одна внизу, большая гостинаяс пианино и телевизором, кухня. Там живет женщина, которая работает мамой, и 6-8 детей. И тетя, которая приходит помочь по хозяйству. Никаких розовых соплей. Это вообще сложно объяснить – я в некотором внутреннем протесте туда ехала, искала подвох, не нашла.
Нормальные семьи. Дети ходят в обычную школу, покупают продукты, мама стирает, готовит, они моют посуду.
Жарят яичницу. Сидят в интернете. Что еще дети делают? Играют в футбол. Это не коммунна, никакие не потемкинские деревни, где мальчики в коротких штанишках, расчесанные на пробор, научены говорить «Да, сударыня», а девочки делают книксен и выносят гостям чай. Они похожи друг на друга не больше, чем дети, что живут в моем доме.
…Малышня устроила под окнами первомайскую демонстрацию – так им было приятно, что ими интересуются, и страсть как хотелось, чтобы гости посмотрели в окно, помахали, пофоткали и поулыбались. Несколько раз какой-нибудь особо буйный человеческий детеныш врывался к нам – чисто от избытка жизнелюбия и любопытства, на нас посмотреть и себя показать. Ему махали, улыбались и нежно выставляли на улицу, где они минут пять еще горлопанили, а потом ускакали по своим делам. Подросток в доме настраивал маме телевизор и косился хмуро. Еще бы, если б на мою территорию пришли козлы какие-то глазеть, я бы сильно обиделась. Для него этот дом – «своя территория», которую надо защищать. Это очень круто. Отроковица в другом доме приняла с дружелюбной застенчивостью, провела экскурсию даже. Пока ее младшая сестра бегала вокруг дома с палкой и воплями – эти играли и, кажется, вообще нас не заметили.
То есть, никакого пафоса. Дети глазастые. Мамы тоже разные. Мамой, кстати, звать не заставляют, но это для ребенка естественная потребность. Помню, когда я в обычном летнем саду с детьми тусила, они меня звали мамой через месяц, а было мне лет 17. А у всех мамы были дома. Тут в одном доме старшие дети «маму» тетей зовут. А младшие мамой. Никто им не мешает.
Малышня до 3 лет из приютов уходит на усыновление обычно. А сюда берут от 3 до 16. Особенно если много братьев-сестер сразу – усыновляют таких плохо, в детском доме разлучают по возрасту, а тут они вместе. Стараются брать детей без отклонений в развитии, но есть семейство: трое здоровы, четвертая с олигофренией. Взяли всех, в быту нормально, учится в интернате.
Юридически это – опека, оформленная на директора. Экономически – те австрийские организаторы, которые продвигают свою идею, это организуют, а потом постепенно снижают участие до нуля. В Томилино сечас – 70% Австрия, 20% Правительства Москвы и 10% – пожертвований. Раз в квартал человек идет в банк и переводит им 200 рублей, посильно даже для бабушки-пенсионерки. Бабушки-пенсионерки и есть, большинство. Неожиданно, что в эксплуатации деревни существенно дешевле детского дома. Потому что нет разных завхозов, уборщиц, поставщиков, шоферов, прачек, поваров, учителей и т.д. и т.п.
Я вот, кстати, не знала, что когда сироты вырастают, им Правительство Москвы дает квартиру, это, между прочим, 600-800 квартир в год. А дальше мы знаем – жить сами не умеют, откуда берется еда не знают, квартиру продают за магнитофон, наркотики, бомжевание, ужас. Трудно формализовать критерии «простого человеческого счастья», но в Томилинской деревне выпустили 70 детей. Ни один квартиру не продал. В активе 12 «внуков». Ни одного «внука» в приют не сдали. Это, в общем, статистика.
«Мамы» в основном те, кто вырастил своих, детей хочется. Внуков нет или у них своя жизнь. И вот приходят творить доброе и вечное. Там их долго готовят и очень долго объясняют, что ребенок – не полено, Буратино вырезать не надо. Из глины лепить тоже не надо. Приемных мам учат не конкурировать с родными, не заменять их, не исправлять их ошибки, защищать, помогать, все образуется. И они как-то осваивают это искусство. Для всех мам – невредное знание, к слову сказать. Вообще, те, кто поработали пару лет хотя бы – мощные женщины, такая энергетика, хочется рядом постоять, напитаться.
Если кто читает по диагонали – это не замена приемному родительству. Это просто совсем разные вещи. Приемные родители – герои, вопросов нет. Я пока так не могу. Но тут – нет запаха геройства. Все спокойно как-то, и общая тональность «придумаем что-нибудь». С детьми работает уйма психологов: аналитиков, терапевтов, физиологов и т.д. С мамой работает психолог обязательно. Я прям позавидовала – чтобы я могла перед работой забежать посоветоваться, а то либо денег нет, либо времени.
Нет страха отказов. А их сейчас много, и это беда. И ведь по большей части ни в чем не упрекнешь приемных родителей – они, как правило, очень хотели, мечтали, честно пытались, но. «Не шмогла». А для ребенка это, как правило, приговор. Они и так уверены, что «родители бросили меня, потому что я плохой». А когда еще одни пытались и тоже отказались – это конец. Вот тут как-то понятно, что отказов нет. Во-первых, ребенок видит, что он не один такой, вокруг все такие же, человек 80, никто не орет, все учатся, ходят за хлебом, держат хомячка. А во-вторых, есть столько способов договориться, что какой-нибудь обязательно сработает.
Профессии у них в массе своей не слишком сложные. Хотя каждая мама, конечно, мечтает, как ее дети окончат институт. Так тоже бывает, но чаще выходит пекарь, чем профессор. Все-таки эти дети крепко хлебнули, и помнят об этом. У них на глазах спивались, кололись, убивали друг друга, умирали в автокатастрофах и от болезней родители. И то, что они играют, смеются, ходят в школу - великое чудо. А кто полезнее - пекарь или профессор - мы обсуждать не будем.
Конечно, это организация, и есть вещи, которые они не могут себе позволить. Например, по правилам СЭС, мамы не имеют право покупать детям майонез и Кока-Колу. Ведь мы с вами, как хорошие родители понимаем, что наши дети понятия не имеют, что такое майонез и Кока-Кола. Правда? К слову о социализации. Но в остальном – все как у людей. Пожалела, что Соню не взяла с собой. Она бы чудесно погоняла в футбол, пока я разговоры разговаривала.
Я вам ничего не продаю. У меня даже морали подходящей нет. Есть разрыв шаблона и потребность склеить картину мира чуть по-другому, чем пару дней назад.